Муж умер от туберкулеза и вич

Тюремная медицина в России — это отдельная пытка. В случае ВИЧ и отказа от терапии из-за невыносимых в тюремных условиях побочных эффектов простой туберкулез — самая массовая болезнь в российских застенках — может оказаться смертельной. СПИД.ЦЕНТР рассказывает историю Дениса, приговоренного к двухлетнему сроку за кражу сварочного аппарата, но покинувшего тюрьму досрочно: «двушечка» для молодого человека обернулась смертельным приговором.

«Подождите немного, мы сейчас выйдем», — говорит Анжела и прикрывает дверь. За дверью настоящий детский сад: шестеро детей, двое — ее и Дениса, еще четверо — старшей сестры. Они вместе снимают квартиру в тихом центре Полевского (небольшого города в Свердловской области) — так дешевле.

Через две минуты Анжела выходит на улицу. Она ведет своего мужа под руку, помогает спуститься с крыльца, пробует усадить на скамейку. Денис остается стоять. Он молчит и смотрит куда-то в сторону. Денису 32 года, у него ВИЧ в стадии СПИДа и еще полтора абзаца сопутствующих заболеваний: энцефалит, туберкулез, хронический гепатит. Если верить врачам, до конца лета Денис может не дожить. Правда, те же самые врачи утверждали, что он не должен был дожить и до начала лета. Поэтому Анжела медикам верит наполовину и уже почти полгода сражается за жизнь своего мужа и отца их детей — дочке два с половиной года, а сыну шесть месяцев.

Анжела и Денис

«Переведут в ЛИУ, там загнется»

Анжела с Денисом познакомились пять лет назад. В 2015 поженились, через два года у них родилась дочь. С выписки из роддома Денис жену забрать не смог — за две недели до родов его осудили на два года колонии строгого режима. «Глупая история, — вспоминает Анжела. — Мы поругались, он выпил и назло мне украл у соседа из гаража сварочный аппарат. Утром, когда очухался и увидел, сам не понял, зачем это сделал».

Два года дали по совокупности и за рецидив — до этого у него уже были судимости за кражи и разбой. Плюс в нагрузку висело «тлеющее» дело по 318 статье УК — ударил сотрудника полиции при исполнении. Обследование в колонии показало у Дениса крайне низкий иммунный статус — всего 45 клеток. Чувствовал он себя при этом, по его свидетельствам, хорошо. Инфекционист назначил заключенному антиретровирусную терапию, но принимать препараты Денис отказался из-за побочных эффектов.

Диагноз ВИЧ-инфекция ему поставили еще в 1999 году. За все годы жизни с вирусом он принимал терапию эпизодически — во время отбывания тюремных сроков. Спонтанно начинал и так же спонтанно бросал, потому что и без таблеток чувствовал себя хорошо, а с ними — не очень.

ВИЧ-инфекция — медленно прогрессирующее инфекционное заболевание, вызываемое вирусом иммунодефицита человека. Размножаясь, ВИЧ поражает клетки иммунной системы, которые называются Т-лимфоциты CD4+.

Анализ иммунного статуса показывает, сколько этих клеток сейчас в организме. В норме у здорового человека их количество варьируется от 500 до 1200.

Если человек живет с ВИЧ и не принимает антиретровирусную терапию (либо она не работает), то количество клеток будет снижаться, ведь именно в них вирус и размножается. Когда их становится меньше 200, то высок риск присоединения СПИД-ассоциированных заболеваний, и если они появляются, то врачи ставят стадию СПИДа.

В мае 2018 года врачи нашли у Дениса потемнение в правом легком и отправили в специализированное лечебно-исправительное учреждение — ЛИУ 51 в Нижнем Тагиле. В этот момент, по словам жены, и начались серьезные проблемы со здоровьем.

«Нам сразу говорили: «Переведут в ЛИУ, там загнется». Осенью он начал жаловаться на головные боли, приступы были такие сильные, что он не мог разговаривать по телефону. Я ему звонила, чуть только дети начинали кричать и плакать у меня в трубке, он сразу отключался. На ночь ему кололи Димедрол с анальгином, только тогда он засыпал», — вспоминает Анжела.

Денис крутит правой рукой в воздухе. «Курить?» — спрашивает Анжела. И сама себе отвечает: «Да, сейчас». Она достает из кармана сигарету, поджигает и помогает Денису курить. Точно так же она помогает ему есть, одеваться или ходить в туалет.

«Так вот и играем в загадки. Он же ничего не говорит, то есть говорит, но все не по делу, — сетует Анжела. — А недавно напугал детей: я бегала за справками, чтобы оформить инвалидность Денису, а он разделся и ходил совсем голый по дому. Или вдруг нервничать начинает, орать, пинать мебель. Раньше он никогда так не агрессировал. Мы были у психиатра, он сказал, что процессы в его мозге уже необратимы. Там какая-то жидкость образовалась, лизис, а мозг сам как бы расплавился. Получается, муж у меня сейчас — как третий ребенок».

Анжела и Денис

Денису стало хуже в ноябре 2018 года, 30 числа он просился на условно-досрочное освобождение, в тот момент как раз жена рожала сына, но его не отпустили. А в канун Нового года Анжеле позвонили «пацаны из ЛИУ» и сказали, что ее мужа парализовало.

«Может, это было инсультом или еще чем — откуда я знаю. Все каникулы я пыталась достучаться до начальства, но мне говорили звонить после девятого числа. Как только закончились каникулы, я сама поехала в Тагил. Объяснила все, сказала, что у нас двое маленьких детей», — рассказывает она.

В тот момент мужчина еще ходил, но уже 18 января, когда суд постановил «немедленное освобождение», Денис, по словам жены, уже не держался на ногах. Его пришлось транспортировать на специальной машине, которую выделила ФСИН.

Дениса госпитализировали в туберкулезную больницу в Нижнем Тагиле с диагнозом интенсивный туберкулез правого легкого и ВИЧ 4 стадии. Анализы показали вирусную нагрузку — 26 тысяч копий, иммунный статус — всего 2 клетки. На фоне практически убитого иммунитета появилась куча заболеваний-оппортунистов.

Прогноз врачей, как рассказывает Анжела, был неблагоприятным, все думали, что он уже не встанет: «Я сама слышала, как врач говорила по громкой связи, что он и десяти дней не проживет». Но Денис все же смог встать, а проблемы с речью и поведением начались позже — уже дома, когда стал принимать лекарства от туберкулеза. Сегодня мужчина не может даже сам надеть футболку и не узнает детей.

Каждый день Анжелы сейчас похож на день сурка: с 8:00 до 8:30 прием таблеток, в этом же промежутке — покормить детей и мужа, с 10 до 11 вывести детей и мужа на прогулку, дальше готовка, обед и снова таблетки. Признается, что силы уже на исходе, да и времени на детей совсем не остается. Не успевает даже собрать документы, чтобы отдать старшую в садик.

Сейчас она пытается устроить мужа в хоспис — не берут. Еще один вариант — психоневрологический интернат, но туда не попасть без инвалидности, а получить группу пока тоже не удается. Анжела перечисляет все свои попытки помочь мужу. На руках у нее ворох выписок, справок, анализов: «А что делать? Это ведь мой муж, отец моих детей. Я видела, как умирал муж моей сестры. Такая же история — ВИЧ плюс туберкулез, только умер он в итоге от цирроза печени. Тоже молодой был. Когда ездила к мужу в колонию, видела, как там вперед ногами выносили таких же, как мой. Один заключенный от боли съел свои губы».

С устройством мужа в медучреждение Анжеле помогают несколько организаций, в том числе и «Русь сидящая». Юрист и адвокат «Руси» Мария Чащилова объясняет, что сама супруга едва ли сейчас захочет судиться с ФСИН и требовать найти виновных в том, что произошло, — очень устала.

Собирать справки, сдавать анализы и проходить процедуры (некоторые из них, например, МРТ, платные, а денег у семьи нет) Анжеле помогают и другие общественники. Марина Чукавина, юрист-эксперт МОО «Межрегиональный центр прав человека» в Екатеринбурге, занимается правовой стороной вопроса. Она узнала историю Дениса в январе 2019, когда стала выяснять причины высокой смертности заключенных с ВИЧ в ЛИУ 51 (только за декабрь там скончались шесть человек с ВИЧ-инфекцией).

«Когда Дениса срочно по суду освобождали, нам все говорили: «Бросьте вы его, не занимайтесь — 99 %, что он не выживет, даже не думайте ни о каком лечении»», — рассказывает Марина.

Правозащитница надеется на аппарат уполномоченного по правам человека, что они смогут похлопотать и устроить Дениса в ПНИ, и на руководство ГУФСИН по Свердловской области, которые наконец закроют вакантные должности врачей-инфекционистов в колониях. Она считает, что, если бы Денису вовремя оказали должную помощь, его можно было бы спасти. Но врачей там катастрофически не хватает, а у тех, которые есть, — колоссальная нагрузка.

«Даже если Денис добровольно отказался от терапии, это значит, ему никто не объяснил всю тяжесть и серьезность его положения. Мы встречали заключенных с ВИЧ, которых годами не обследовали», — говорит правозащитница и показывает ответ на запрос от ГУФСИН, где черным по белому написано: должность врача-инфекциониста в ЛИУ 51 вакантна, работа по подбору кандидатов ведется, а консультативную помощь оказывает главный внештатный специалист по инфекционным болезням и ВИЧ-инфекции.

За пять месяцев этого года ГУФСИН Свердловской области актировал, то есть освободил по состоянию здоровья, 72 человека. Это почти столько же, сколько за весь прошлый год. Зачастую люди узнают о своем положительном ВИЧ-статусе только после того, как попали за решетку. У многих из них уже тяжелые стадии заболевания, осложненные туберкулезом или гепатитом, у кого-то нет ни медицинской карты, ни истории болезни — все документы с нуля создаются специалистами, работающими с ними в заключении.

В апреле 2019 года ФСИН представил последнюю статистику по количеству заключенных с ВИЧ. Из отчетности следует, что на 1 января 2019 года в учреждениях уголовно-исполнительной системы страны находились 61 417 ВИЧ-положительных. Это порядка 7 % от всех живущих с ВИЧ в России. По данным ведомства, среди мужчин-заключенных ВИЧ есть у каждого десятого, среди женщин — у каждой пятой.

Причем, по их же цифрам, лечение получает лишь каждый второй нуждающийся, а это крайне низкий показатель. Особенно учитывая международные рекомендации «90-90-90», когда 90 % людей, живущих с ВИЧ, знают о своей болезни, 90 % из тех, у кого диагностирован ВИЧ, получают антиретровирусную терапию, и 90 % всех, кто находится на терапии, имеют нулевую вирусную нагрузку.

Причин тому несколько: одна из них — недостаточное финансирование и несвоевременная поставка препаратов заключенным, в связи с чем ведомство с весны этого года начало самостоятельно закупать диагностические тест-системы и АРВТ-препараты для пациентов с ВИЧ.

Кроме того, региональная ФСИН в комментарии для СПИД.ЦЕНТРа честно признает, что у них не хватает врачей. «Да, у нас есть нехватка кадров, как и в целом по медицине, — комментирует начальник пресс-службы ГУФСИН России по Свердловской области Александр Левченко. — У нас же ситуация усугубляется еще и тем, что многие колонии расположены в удаленных пунктах — Тавде, Сосьве. Например, ЛИУ 58 закрылось потому, что было очень далеко. Остались два учреждения — ЛИУ 51 и ЛИУ 23. И мы взаимодействуем с центрами СПИДа, возим людей на консультации или процедуры, если это необходимо. Хотя это большие затраты для государства. За прошлый год мы свозили таким образом более 400 человек».

Анжела и Денис

В то же время представители ведомства уверяют, что с лекарствами у них все хорошо. По словам зампреда общественного совета при ГУФСИН России по Свердловской области Елены Тищенко, «есть ряд случаев», кода сами осужденные не принимают терапию, а заставить их никто не может — не имеет права. «Кто-то не принимает, потому что у него недостаточно информации о заболевании. А кто-то специально, чтобы только на работу не выходить. Колония — это срез государства, какие проблемы есть у нас в обществе, такие же и в колонии», — добавляет она. Как отмечает юрист «Руси сидящей», на проблемы с медициной в колониях жалуются чаще всего: «Везде плохо с врачами, специалистов нет ни в одном исправительном или лечебно-исправительном учреждении. Препаратов закупают мало и без учета подбора схем под разных людей».

Среди причин, почему не все ВИЧ-положительные люди, оказавшиеся за решеткой, получают жизненно необходимое лечение, Чащилова называет проблемы с диагностикой. Например, тюремные медики не сделали анализ и не узнали, что у человека ВИЧ, или следователь на стадии производства не выяснил этого. К тому же зачастую не учитывают серонегативное окно: период с момента инфицирования ВИЧ до появления антител к вирусу, по которым можно понять, что человек болен, может продолжаться до трех месяцев. То есть анализ показывает отрицательный результат, хотя вирус уже есть в организме. Повторный анализ никто не делает.

На ее практике, заключенные не часто отказываются от терапии, это скорее индивидуальные случаи, впрочем, если их сложить вместе, то цифра будет большой. «Нет единого ответа, почему люди отказываются от лечения, — резюмирует она. — Вероятно, есть и те, кто таким образом «косит» от работы, потому что нельзя по 18—20 часов работать в этих условиях: питание, гигиена, лечение и так далее. Но люди писали мне: препараты вызывают такую сильную слабость, что ходить тяжело. Никто ведь там не подбирает индивидуально терапию, всем назначают одну, а организм у каждого по-разному ее принимает. В условиях лишения свободы и банальный понос — огромная проблема».

Врач-инфекционист Марк Аганин считает, что на здоровье заключенных с ВИЧ негативно влияет и стрессовая ситуация, в которой они оказываются. «Человек против своей воли куда-то попал, его постоянно заставляют что-то делать, — объясняет он. — Неудивительно, что люди склонны преувеличивать и демонизировать тюрьму, мол, меня там уморили. Или другой миф — мне не подошла терапия или «мне ее не подобрали». Побочные эффекты, к сожалению, бывают, но любая терапия лучше, чем никакой, — это надо объяснять людям».

Анжела

Для Веры Коваленко, директора фонда «Новая жизнь», которая работает с ФСИН и помогает заключенным с ВИЧ, история Дениса — срез целого пласта проблем. «О том, что у него ВИЧ, Денис знал с 1999 года. Знал и не лечился, то есть никто не мог замотивировать его на прием терапии, — объясняет Коваленко. — Начало этой истории там, в далеком 1999, когда он не смог принять свой диагноз, и никто ему не помог в этом. Получается, что ФСИН уже пожинали плоды этого сбоя. Такие вот «потеряшки» системы здравоохранения всплывают потом где-нибудь в СИЗО и умирают в колониях».

Она видит выход в создании единой дорожной карты, в которую были бы интегрированы все ведомства и службы. Работа в кооперации смогла бы сократить сбои в логистике и «передаче пациента с рук на руки». Сейчас же эти процедуры занимают слишком много времени, но не у всех оно есть. У Дениса его уже нет. Социальщики из «Новой жизни» сейчас больше остальных помогают Анжеле, например, свозить Дениса на обследование. На первый взгляд, простая, самая банальная помощь, но даже ее некому оказать. Зачастую освобожденные досрочно по состоянию здоровья люди попадают к родным, у которых нет ни денег, ни сил, ни знаний, чтобы помочь.

Несколько дней назад в больнице умер еще один недавно актированный парень с ВИЧ. Ему не успели помочь — состояние, как и у Дениса, было критическим. Правозащитница Марина Чукавина уверена, что Анжеле и другим родственникам таких освободившихся людей было бы намного легче ухаживать за родными, если бы ФСИН при актировке оформляла группу инвалидности. Ведь в любом случае все заключенные перед освобождением в связи с болезнью проходят серьезную медицинскую комиссию.

Впрочем, региональная ФСИН заявила, что у них такая практика есть, и многие выходят на свободу уже с группой инвалидности. Денису же группу не назначили только потому, что из ЛИУ его срочно госпитализировали в туббольницу. Комментируя историю Дениса, главврач Свердловского областного центра СПИД Анжелика Подымова отмечает, что человек должен начинать прием АРВТ с момента постановки диагноза и быть привержен лечению независимо, на свободе он или отбывает наказание. Что касается социальной помощи, то ее надо добиваться, корректируя действующее законодательство, причем как на федеральном, так и на региональном уровнях.

Главврач, как и правозащитники, убеждена, что Денису (хоть его и отпустили по Постановлению № 54) надо было ставить группу инвалидности еще там, в заключении, «поскольку для ее оформления необходим большой объем обследований, которые лучше и удобнее было бы сделать до освобождения». В свою очередь это помогло бы со льготами и пакетом социальных и медицинских услуг, которые крайне необходимы людям в тяжелых состояниях.

Но проблема в нормативных актах. Подымова объясняет, что существует Приказ Минздрава № 216, в котором указывается, что ВИЧ является противопоказанием для получения социальных услуг в стационарной форме. Именно поэтому Денис сейчас не может получить койку в соответствующем учреждении. «А признать его нуждающимся в социальном обслуживании мы не можем, пока ВИЧ не будет внесен в ФЗ № 442. Это три документа федерального значения. В них надо внести изменения, чтобы помочь тем, кто может освободиться в тяжелом состоянии без пенсии и пособия, и, возможно, без места, где жить». Как подчеркивает Подымова, в Свердловской области прописана маршрутизация пациентов для лечения в стационаре и уже подготовлен аналогичный проект для паллиативных больных.

Пока чиновники разбираются с документами и регламентами, Денис наблюдается в кабинете инфекционных заболеваний своего города, получает лечение от туберкулеза, лекарства от ВИЧ (Тенофовир, Ламивудин и Долутегравир), проходит обследования и профилактику от заболеваний-оппортунистов.

Анжела тем временем ходит по кабинетам, собирает справки и оформляет инвалидность, чтобы финансово стало хоть немного легче. Правда, в этой беготне она едва не забыла про собственное здоровье — у Анжелы тоже ВИЧ. Полностью погрузившись в проблемы освободившегося мужа, она на какое-то время забыла про свою терапию. Пока общественники не напомнили ей про ответственность за себя и жизнь своих детей, которые благодаря АРВТ родились здоровыми.

источник

Тюремная медицина в России — это отдельная пытка. В случае ВИЧ и отказа от терапии из-за невыносимых в тюремных условиях побочных эффектов простой туберкулез — самая массовая болезнь в российских застенках — может оказаться смертельной. СПИД.ЦЕНТР рассказывает историю Дениса, приговоренного к двухлетнему сроку за кражу сварочного аппарата, но покинувшего тюрьму досрочно: «двушечка» для молодого человека обернулась смертельным приговором.

Анжела и Денис

«Переведут в ЛИУ, там загнется»

«Нам сразу говорили: „Переведут в ЛИУ, там загнется“. Осенью он начал жаловаться на головные боли, приступы были такие сильные, что он не мог разговаривать по телефону. Я ему звонила, чуть только дети начинали кричать и плакать у меня в трубке, он сразу отключался. На ночь ему кололи Димедрол с анальгином, только тогда он засыпал», — вспоминает Анжела.

Анжела и Денис

Тюремная медицина

«Когда Дениса срочно по суду освобождали, нам все говорили: „Бросьте вы его, не занимайтесь — 99 %, что он не выживет, даже не думайте ни о каком лечении“», — рассказывает Марина.

«Если верить врачам, до конца лета Денис может не дожить. Правда, те же самые врачи утверждали, что он не должен был дожить и до начала лета»

Анжела и Денис

Врач-инфекционист Марк Аганин считает, что на здоровье заключенных с ВИЧ негативно влияет и стрессовая ситуация, в которой они оказываются. «Человек против своей воли куда-то попал, его постоянно заставляют что-то делать, — объясняет он. — Неудивительно, что люди склонны преувеличивать и демонизировать тюрьму, мол, меня там уморили. Или другой миф — мне не подошла терапия или „мне ее не подобрали“. Побочные эффекты, к сожалению, бывают, но любая терапия лучше, чем никакой, — это надо объяснять людям».

Анжела

После освобождения

Для Веры Коваленко, директора фонда «Новая жизнь», которая работает с ФСИН и помогает заключенным с ВИЧ, история Дениса — срез целого пласта проблем. «О том, что у него ВИЧ, Денис знал с 1999 года. Знал и не лечился, то есть никто не мог замотивировать его на прием терапии, — объясняет Коваленко. — Начало этой истории там, в далеком 1999, когда он не смог принять свой диагноз, и никто ему не помог в этом. Получается, что ФСИН уже пожинали плоды этого сбоя. Такие вот „потеряшки“ системы здравоохранения всплывают потом где-нибудь в СИЗО и умирают в колониях».

источник

Врачи сталкиваются со сложностью выявления туберкулеза (чахотка, палочка Коха) у ВИЧ-положительных пациентов: из-за ослабленного иммунитета и изменения патогенеза болезни стандартные методы диагностики (флюорография и туберкулиновые пробы) становятся не информативными. Течение заболевания отличается тяжестью, злокачественностью, склонностью к осложнениям и генерализацией процесса – поражая сначала, например, легкие. Постепенно туберкулез распространяется на другие органы и системы.

Сочетание двух диагнозов – туберкулез и ВИЧ – явление достаточно частое. В современной медицинской литературе их даже называют инфекциями-спутниками, что обусловлено рядом факторов:

схожий контингент для каждого заболевания: наркоманы, заключенные, лица с низкой социальной ответственностью;
высокая инфицированность населения палочкой Коха, которая может годами латентно существовать в организме человека и никогда не спровоцировать болезнь при условии стойкого иммунитета; так как при ВИЧ иммунитет снижен и не может бороться с инфекциями, микобактерии начинают активно размножаться, что приводит к развитию туберкулеза;
зависимость ВИЧ и туберкулеза от одних и тех же клеток – ВИЧ поражает в первую очередь Т-лимфоциты, которые так же в первую очередь отвечают за клеточный ответ при заражении микобактериями.

Статистика по комбинации двух болезней не утешительна:

вероятность заболеть туберкулезом у ВИЧ-больного в несколько десятков раз выше, чем у здорового человека;
чахотка занимает первое место по смертности при ВИЧ от вторичных инфекций;
до половины больных СПИДом имеют открытую форму туберкулеза.

Сколько проживет человек, если у него диагностированы чахотка и ВИЧ, зависит напрямую от его образа жизни. Если следовать предписаниям врачей, принимать все необходимые лекарства, отказаться от вредных привычек (в первую очередь это касается наркоманов), то возможно добиться стабилизации состояния и прожить с двумя диагнозами 15-20 лет. Но при игнорировании лечения и отказе от должного поведения продолжительность жизни сокращается до 1 года.

Генерализация очагов туберкулеза при ВИЧ зависит от стадии иммунодефицита и уровня CD4-лимфоцитов:

высокий уровень (более 500 клеток на 1 мкл) – типичная клиническая картина туберкулеза с преимущественным поражением органов грудной клетки;
средний уровень (350-500 клеток на 1 мкл) – помимо тяжелых легочных форм с плевритом – лимфогенная генерализация туберкулеза с поражением внутригрудных, периферических, брюшных и забрюшинных лимфоузлов;
низкий уровень (менее 350 клеток на 1 мкл) – атипичные формы туберкулеза, гематогенная генерализация процесса с поражением костей, суставов, органов ЖКТ, кожи, головного мозга, сердца; самая тяжелая стадия – туберкулезный сепсис.

ВИЧ ассоциированный туберкулез может протекать в двух формах:

латентная (или скрытая) – клиническая картина не ярко выражена, но в организме идет процесс распространения микобактерий и поражения лимфатической ткани и других органов;
активная – ярко-выраженные проявления болезни в зависимости от генерализации процесса.

Туберкулез при ВИЧ еще больше усугубляет иммунодефицит, что способствует присоединению оппортунистических инфекций, вызванных условно-патогенными вирусами или бактериями, которые не опасны для здорового человека: пневмоцистная пневмония, грибковые поражения органов брюшной полости, бактериальный или грибковый менингит. Совокупность таких диагнозов практически не поддается лечению и чаще всего приводит к летальному исходу.

Существует три варианта развития чахотки при ВИЧ-инфекции:

пациент заболел туберкулезом, уже имея ВИЧ-положительный статус;
пациент изначально болел чахоткой и потом заразился ВИЧ;
пациент одновременно инфицировался ВИЧ и палочкой Коха.

Третий вариант является самым тяжелым по клинике и исходу заболевания, чаще всего наблюдается у лиц с алкогольной или наркотической зависимостью.

Туберкулез при ВИЧ протекает тем сложнее, чем сильнее выражен иммунодефицит. Но существуют признаки, которые проявляются вне зависимости от формы, стадии и сопутствующих заболеваний:

интоксикация организма – повышение температуры тела, ночная потливость, слабость, утомляемость, потеря массы тела больше 15%, истощение. Такое состояние может длиться от нескольких недель до полугода;
бронхолегочные проявления (при генерализации процесса в органах грудной клетки) – кашель (сухой или с выделением мокроты), одышка, кровохарканье;
увеличение лимфоузлов (шейные, надключичные, паховые); при пальпации узлы плотные, болезненные, без смещения. При прогрессировании заболевания возможно образование свищей и язв над лимфоузлами и прилежащими тканями;
снижение уровня гемоглобина меньше 100 г/л;
нарушения пищеварения: тошнота, рвота, запор или диарея, потеря аппетита;
боль в костях и суставах.

Такая клиническая картина может встречаться и при других заболеваниях, но если пациент ВИЧ-положительный, то наличие хотя бы одного из перечисленных признаков может указывать на чахотку. В таком случае необходимо провести комплекс диагностических мероприятий для подтверждения диагноза:

стандартные процедуры:

осмотр фтизиатра,
общие клинические анализы крови и мочи,
рентгенография органов грудной клетки в двух проекциях,
бактериологическое исследование мокроты,
оценка кожной реакции на туберкулиновую пробу;

специальные процедуры:

иммуноферментный анализ крови, ПЦР или анализ плазмы крови на наличие микобактерий,
бронхоскопия с биопсией по необходимости,
УЗИ органов брюшной полости,
МРТ внутренних органов, суставов, позвоночника или головного мозга,
МСКТ органов грудной клетки,
биопсия лимфатических узлов, костного мозга, селезенки.

Опасность кроется в сложности диагностики, нетипичности клинической картины, молниеносном течении и тяжести осложнений. Если у изначально здорового человека переход от одной стадии и формы туберкулеза к другой может занимать несколько лет, то у ВИЧ-инфицированного пациента манифестация чахотки может возникнуть сразу на последних неизлечимых стадиях.

Самым критичным для пациента является сочетание двух диагнозов – туберкулез и СПИД. Обычно при заражении палочкой Коха на стадии СПИД поражаются не легкие, а лимфоузлы, кости, сердце и другие органы. Вылечить такой комплекс болезней практически невозможно, становится сложным даже поддержание физической активности и нормальной жизнедеятельности пациента. Продолжительности жизни в таком случае сокращается до нескольких месяцев.

В сочетании друг с другом туберкулез и ВИЧ в 6 раз чаще приводят к смертельному исходу у детей, чем у взрослых. Как правило, дети приобретают ВИЧ внутриутробно или во время родов от ВИЧ-инфицированной матери. Если мать вела асоциальный образ жизни или являлась наркозависимой, то велика вероятность рождения недоношенного ребенка с сопутствующей инфекцией (помимо ВИЧ) – вирусный гепатит, токсоплазмоз, грибковые заболевания, сифилис. С таким набором диагнозов не может справиться несформированная иммунная система новорожденного, и если к этому списку присоединяется туберкулез, то шансов на выживание у ребенка практически нет.

Обычно здоровым новорожденным на 3-5 день жизни делают прививку БЦЖ – вакцина против чахотки, приготовленная из ослабленных микобактерий. Но если ребенок рожден от ВИЧ-инфицированной матери, то такую прививку делать нельзя: иммунодефицитное состояние спровоцирует развитие туберкулеза даже от ослабленных возбудителей болезни.

Обычно для лечения туберкулеза у ВИЧ-инфицированных пациентов применяются те же схемы, что и для ВИЧ-отрицательных. Разница состоит в том, что у больных с сочетанными диагнозами чаще и более выражено проявляются побочные эффекты лекарственных средств. Сопутствующие патологии (особенно кандидозы органов ЖКТ и гепатиты) препятствуют лечению в полном объеме: из-за нарушенной функции печени и почек препараты плохо «усваиваются» организмом. Одновременный прием многих токсических лекарств плохо переносится пациентами, поэтому в первую очередь лечат чахотку (как более быстро развивающееся заболевание, нежели ВИЧ). После стабилизации состояния пациента или достижения ремиссии по туберкулезу, продолжают анти-ВИЧ-терапию.

Высокий процент смертности при туберкулезе и ВИЧ обычно связан не с малоэффективностью противотуберкулезной или антиретровирусной терапии, а с тяжелым течением всех сопутствующих диагнозов при ВИЧ.

Профилактика туберкулеза среди ВИЧ-инфицированных больных имеет огромное значение. Можно выделить несколько ключевых направлений:

Самым лучшим и результативным методом профилактики является своевременное и грамотное лечение ВИЧ: при поддержании CD4-лимфоцитов на высоком уровне снижается риск заражения туберкулезом, так как иммунная система еще в силах противостоять заболеванию.
Исключение контакта с больными туберкулезом, что подразумевает изменение образа жизни – отказ от наркотиков, смена круга общения, соблюдение назначений врача и режима.
Профилактические осмотры и обследования.
Если у ВИЧ-инфицированных больных выявлена неактивная стадия болезни (латентное инфицирование палочкой Коха), то обязательна химиопрофилактика туберкулеза.

Соблюдение несложных мер и своевременное обращение к врачу может избавить пациента от тяжелых последствий ВИЧ-ассоциированного туберкулеза и значительно увеличить продолжительность и качество жизни.

источник

Заключенные с ВИЧ и туберкулезом добиваются врачебной помощи по нескольку лет

03.10.2011 в 19:09, просмотров: 11083

На прошлой неделе три женщины обратились в Тверской районный суд Москвы с уникальным иском. Их родственников — у кого сына, у кого брата — посадили в тюрьму и там сгноили, не предоставив лечения. Они умерли от истощения, туберкулеза, СПИДа. И теперь женщины требуют призвать ФСИН к ответу. Это первый подобный иск в России.

Но что интересно, скоро в Москве пройдет международный пафосный форум, посвященный достижению одной из глобальных “целей развития тысячелетия”, а именно №6: искоренение туберкулеза, малярии и ВИЧ. И Правительство России настояло, чтобы этот форум прошел именно у нас — Россия собирается возглавить борьбу с этими заболеваниями. А вот интересно: в чем именно мы можем ее возглавить? В чем мы “пионерам пример”? В том, что мы прикрыли всю профилактику среди наркоманов и теперь у нас ВИЧ попер как на дрожжах? Или в том, что у нас шестой год летом кончаются лекарства и уже год нет тестов для определения уровня ВИЧ? Или что Минздрав не выделяет денег на заключенных с ВИЧ, и они умирают, не досидев даже небольших сроков.

Господи, как я устала писать про моих умерших ровесников, которые могли бы сейчас жить…

Константин Б. был освобожден из ЛИУ-4 (зоны для заключенных с туберкулезом) в связи с тяжелой болезнью. Его вынесли на носилках и отдали родным. Константин умер через 12 дней. Ему было 33 года. Последняя стадия ВИЧ-инфекции, туберкулез.

Геннадий Питателев умер в ЛИУ-4 через 6 дней после того, как прибыл туда этапом из питерской тюремной больницы им. П.Ф.Гааза. Последняя стадия ВИЧ-инфекции, истощение, туберкулез. Ему было 29.

Константина Пролетарского освободили по состоянию здоровья из ЛИУ-4 с температурой 40. Проведя полгода в питерской больнице, Костя умер. Последняя стадия ВИЧ-инфекции, туберкулезный менингит. Ему было тоже 29.

«Тяжелая болезнь» не значит «неизлечимая», как пытаются оправдаться сотрудники ФСИН. Это значит, что людям не предоставили никакой врачебной помощи в течение нескольких лет! Ни таблеточки, ни обследования. И, вместо того чтобы отсидеть свои три года, они получили по бирке на ногу.

— Все трое умерших — жители Санкт-Петербурга и Ленинградской области, — говорит Павел Чиков, руководитель правозащитной организации «Агора», которая помогла родственникам составить иск и ведет дело. — Они отбывали наказание в ЛИУ-4 «Онда» Сегежского района в Карелии — это печально известное лечебно-исправительное учреждение для туберкулезных больных. Год назад мы подавали заявление о возбуждении уголовного дела в отношении УФСИН Республики Карелия, которое не оказало этим людям медицинской помощи, что привело к их смерти. Но карельский Следственный комитет вынес постановление об отказе. Оно очень развернутое, это постановление. Но в нем прямо и четко написано, что осужденные в этих двух колониях мрут как мухи.

Дело в том, что в Санкт-Петербурге, Ленинградской области и Карелии очень много наркотиков, ВИЧ-инфекции и туберкулеза. Соответственно, много и заключенных с этими заболеваниями. И единственная тюремная больница им. П.Ф.Гааза в Санкт-Петербурге в конце концов перестала справляться с этим потоком. Тогда в 2005 году директор ФСИН Калинин издал приказ, в соответствии с которым всех туберкулезных больных из Питера и Ленобласти должны были отправлять в два учреждения в Карелии — ЛИУ-2 и ЛИУ-4, предназначенных для содержания и лечения осужденных, больных туберкулезом. Но особенность заключалась в том, что солидная часть туббольных имела еще и ВИЧ. А в этих двух колониях не было ни одного врача-инфекциониста вообще! Только фтизиатр. Потому как они специализируются на туберкулезе. Они просто не знали, как лечить. А заключенные пошли рекой.

Следственный комитет Карелии: «. к середине 2006 года в этих исправительных учреждениях отбывали наказание только 37 ВИЧ-инфицированных жителей Карелии. . В течение четвертого квартала 2006 года в ЛИУ-2 и ЛИУ-4 прибыли 99 осужденных, из которых 66 являлись ВИЧ-инфицированными, а 30 имели сочетанную патологию ВИЧ и туберкулез. . В туда же прибыли 340 осужденных, из которых 176 являлись ВИЧ-инфицированными, а из их числа 157 больных имели ВИЧ в сочетании с туберкулезом. ». Так и пошло, как конвейер: прибыли 270 больных, 290. Умерли: 14 человек, 12, 39.

Высокую смертность в уголовно-исполнительной системе отметил замгенпрокурора России Евгений Забарчук. По его данным, в 2009 году в российских колониях и изоляторах умерли более 4670 человек, что превысило аналогичный показатель 2008 года.

А так это выглядело глазами заключенных: «Когда я приехал в тюрьму, — рассказывал Константин Пролетарский, — я всем врачам сказал, что у меня ВИЧ, я принимаю лекарства и что мне нельзя прерывать лечение. Мне сказали: успокойся. И не дали мне ничего. Сказали, что у них нет этих лекарств, нет связи со СПИД-центром. В общем, не в курсе они. Потом меня этапировали в Карелию, в ЛИУ-4. Там я тоже говорил врачам, что у меня ВИЧ в стадии СПИДа, все им рассказывал, все свои показатели последние. Но — ничего. Лекарства я, сколько сидел, больше не получал. В 2007 году „вичовых“ очень много привезли, но не знали, что с ними делать. Мы даже не числились как „вичовые“, а приехали туда как туберкулезные. И когда ты говоришь врачу на обходе, что ты с ВИЧ, он говорит: „Я вообще не представляю, о чем ты говоришь“. Там были одни фтизиатры — ни инфекционистов, ни дерматологов. А этапы все приходили, приходили. Уже барак не вмещал ВИЧ-инфицированных. И им пришлось отряд сделать отдельный, турбо-ВИЧ. И сейчас это самый многочисленный отряд в лагере. »

— Начиная с 2006 года больных заключенных стали этапировать туда без разбору, — говорит Павел Чиков. — В этих двух ЛИУ администрация сама в шоке была. Сотни человек с ВИЧ, и ни одного врача для них. Там не было ни лекарств, ни лабораторий.

Наличием врачей в зонах обеспокоились после поступления первой сотни больных. Карельское УФСИН постаралось наладить отношения со СПИД-центром, но, из ответа СК Карелии, «полного взаимодействия сразу достигнуть не удалось». Потому как не нашлось там ни запаса лекарств на всю эту тучу новых людей, ни врачей. В конце 2007 года директору ФСИН пошло отчаянное письмо, что ЛИУ-4 предназначено только для тубзаключенных, и оно не имеет возможностей организовать обследование ВИЧ-инфицированных больных. Оно не располагает специализированной лабораторией, отсутствует штат сотрудников, не решен вопрос финансирования. Эти два ЛИУ попросили больше не слать им больных с ВИЧ, но поток не уменьшился. А туберкулез в сочетании с ВИЧ быстро приводит к смерти.

— Таким образом, — говорит Павел Чиков, — Следственный комитет объяснил, что люди умирали не по вине персонала УФСИН по Карелии или врачей, а потому, что ФСИН направила им огромное количество заключенных и не обеспечила их необходимым количеством инфекционистов, тест-систем, терапией и т.д. Но это, мол, было в А теперь у них все налажено. Но Константин Б. скончался в прошлом году. Так что картина с лечением сегодня мало изменилась.

— А сейчас много заключенных с ВИЧ на Северо-Западе?

— 4,5 тысячи. И у них во ФСИН на эти 4,5 тысячи человек только 3 инфекциониста! И два из них работают в тюремной больнице им. П.Ф.Гааза.

— То есть ездить в колонии они не будут?

— Нет, конечно! И это типичная проблема. В Удмуртии больше тысячи ВИЧ-инфицированных заключенных, там один инфекционист. И можно представить, с какой вероятностью и частотой каждый из них имеет доступ к этому врачу. Можно сказать, что не имеет.

— А вот тюремная больница им. П.Ф.Гааза в Питере, которую вы упоминали, она подходит для лечения заключенных с ВИЧ?

— 58 человек у них умерли за первое полугодие. 22 — только за последние три месяца. Но, как заявляет сама больница, на них валить нечего — они, мол, фактически работают как хоспис, потому что колонии доводят осужденных до инкурабельного состояния, а потом отправляют их в Гааза, где они умирают. Они себя позиционируют не как лечебное, а как диагностическое учреждение. Что их задача не лечить, а только провести диагностику, взять анализы, назначить лечение, а потом с этим лечением поставить человека на этап — на Онду. И вот часть их пациентов умирает в больнице. Часть — на этапе: в Гааза им пишут «здоров», чтобы не было проблем с конвоем. А часть — после больницы в ЛИУ.

Сейчас в больнице им. Гааза находится осужденный в очень тяжелом состоянии — у него 50 иммунных клеток (норма около 800. — А.К.). Адвокат хочет добиться, чтобы его освободили по состоянию здоровья. Так в больницу теперь перестали пускать адвокатов.

Я довольно хорошо знаю ситуацию, которая сложилась на Северо-Западе, но я абсолютно уверен, что это типичная ситуация по всей стране. Мы в «Агоре» практически не получаем жалоб на отсутствие лекарств. (Потому что солидную часть лекарств во ФСИН поставлял фонд «Российское здравоохранение» на средства Глобального фонда по борьбе с малярией, ВИЧ и туберкулезом. А со следующего года заниматься этим будет государство. Вот тогда будут и жалобы. — А.К.). А чаще всего мы сталкиваемся с тем, что в колонии или зоне нет инфекциониста и тестирования. А лечение в этом случае и смысла не имеет. Вообще. Потому что нет человека, который может назначить его правильно, и нет данных о том, как оно подействовало.

Вот Рязань, например. Мы направляли жалобу — там заключенный с ВИЧ не делал анализ крови больше года. И мы получили очень подробный ответ из УФСИН: «В ФГУ ИК-6 отсутствует оборудование, необходимое для исследования клеточного иммунитета и вирусной нагрузки». Все ссылаются на то, что у них нет оборудования. И в Казани точно такое решение было: у нас нет оборудования, у нас нет инфекционистов, тест-систем. У нас ничего нет, и, «выслушав представителей заинтересованных лиц, суд приходит к выводу, что заявление не подлежит удовлетворению».

— На нет суда нет!

— Именно так. Ну нет же ничего, ну что ж теперь! И Следственный комитет в Карелии тоже сказал: ну откуда они могут взять, раз нет?! Ну да, умерли. Но ведь нет же врачей и лабораторий!

— Сколько всего осужденных с ВИЧ в России?

— 65 тысяч. Каждый выявленный находится в уголовно-исполнительной системе. И очень интересно посмотреть, какова доля получающих АРВ в колониях и на воле. Минздрав заявляет: у нас около 100 тысяч по стране получает терапию. Это почти 20% от всего количества. А на зонах получают АРВ 5% инфицированных. Как минимум 15% недополучают. Как может человек с 50 клетками не получать терапию — я говорю про того человека в Гааза?! И это в нынешних условиях, с теми бюджетами, которые есть у Минздрава, которые выделяются на терапию! Люди, умирающие от СПИДа, — это штука недопустимая. Это нонсенс.

— Абсолютный позор. И умирающие от туберкулеза — позор. Это можно еще было понять в когда денег реально было меньше. И позиция Европейского суда по правам человека такова, что государство обязано защищать жизнь людей, исходя из имеющихся экономических возможностей. И поэтому клеймить Россию конца с теми экономическими возможностями, которые у нее были, — рука не поднимается. Но не клеймить ее сейчас — вот это уже недопустимо.

Опубликован в газете «Московский комсомолец» №25762 от 4 октября 2011

источник